Роман Сенчин: «Литература изучает тёмные стороны жизни, а не светлые…»

Наш сегодняшний собеседник — один из самых обсуждаемых критикой и читателями писателей современной России Роман Сенчин. Прозаик, литературный критик, автор таких книг, как «Афинские ночи» (2001), «Нубук» (2003), «Вперёд и вверх на севших батарейках» (2008), «На чёрной лестнице» (2009), «Ёлтышевы» (2009), «Зона затопления» (2015) и др. Поговорили с писателем о современном литературном процессе, и не только.

 
— Вы входили в литературу в 90-е, когда отечественная литература была фактически в загоне…

— Поступив в Литературный институт, а это было в 1996 году, я стал носить свои рассказы по редакциям толстых журналов. И с недоумением увидел, что к реалистической манере письма отношение настороженное и почти что враждебное. Реализм воспринимался как попытка цепляться за советское время, советскую эстетику; весь реализм ассоциировался тогда с соцреализмом. Публикация реалистических произведений нуждалась в объяснении-оправдании.

Например, повесть Бориса Екимова «В дороге» («Новый мир», 1994, № 1) сопровождалась послесловием главного редактора журнала Сергея Залыгина, где были такие слова: «…нынче и реализм подается через фантастику, нынче жизнь наша действительно настолько усложнена, что писатель не справляется с нею и находит выход в том, чтобы выдать за сложность и непостижимость жизни собственную сложность и непостижимость: и я не лыком шит, попробуйте-ка меня понять — по зубам или не по зубам? Все это говорится без иронии, литературу создает время, это его требование, но вот в чем дело: пройдут годы, люди захотят понять, чем же все-таки была «перестройка», и вот тут-то они и потребуют реализма как такового, типа овечкинского, новомирского времен Твардовского, и, наверное, я не ошибусь, если скажу — типа екимовского. Вот мы и договорились с Борисом Екимовым, что он будет присылать нам свои очерки (зарисовки, дневниковые записи) из Калачевского района Волгоградской области. Полагаю, что это дело необходимое, что литература попросту не имеет права мимо такого материала пройти, миновать его».

Бал тогда правило то, что принято у нас определять как постмодернизм, а по существу «игровая литература». Стёб, карнавал, гротеск и тому подобное. Мне тоже рекомендовали поиграть сюжетом, вводить мистику, абсурд… Но, впрочем, не настойчиво.

Мне повезло — публиковаться стал уже на первом курсе Литинститута, весной 1997-го. Стали выходить рассказы в еженедельнике «Литературная Россия», появилась большая подборка в журнале «Знамя». Потом — «Октябрь», «Наш современник», снова «Знамя», «Новый мир»… Рассказы были замечены, одни критики их яростно ругали, другие — защищали… Сегодня опубликоваться, наверное, проще, чем в конце 90-х, но обратить на себя внимание критиков, хоть какого-то числа читателей — сложнее. А самое страшное для писателя – быть незамечаемым.

 
— Вы один из самых востребованных издателями авторов своего поколения. И критики вас любят. В советские времена это означало бы не только дачу в Переделкине и, может, даже автомобиль с личным водителем, но и реальную популярность среди читателей: авторские вечера в заполненных залах, страница-две в учебнике по литературе. А как живется писателю сегодня в условиях такой многолюдности на литературном пространстве? Он «властитель читательских дум»? Хватает на бутерброд с черной икрой?

— В советские времена мою прозу наверняка бы не печатали. Доперестроечный период, который я застал — конец 70-х — начало 80-х — никак не располагал к написанию жизнеутверждающих произведений, перестройка сразу же переродилась в нечто опасное и губительное. Когда я всерьёз стал пробовать писать прозу, наступили 90-е — жуткое, страшное время…

Не могу сказать, что я очень-то востребованный. Книг издано немало, но тиражи крошечные, гонорары и роялти, соответственно, тоже. В общем, особых денег литература мне, как и абсолютному большинству современных писателей, не приносит.

 
— Ну хоть вниманием критиков не обделены — это всё-таки большой плюс… А вот «экспертные советы» многочисленных премий, складывается ощущение, вас как-то не особо жалуют, хотя вы постоянный участник шорт-листа «Русского Букера», да и «Большую книгу» великолепная «Зона затопления», слава Богу, получила. А вообще насколько важно сегодня для писателя быть отмеченным крупными премиями или хотя бы присутствовать в лонг- и шорт-листах? Это действительно играет такую большую роль для утверждения статуса писателя, когда без модной премии тебя вроде как и нет в литературном процессе?

— Пожаловаться на то, что премиальные институты меня не отмечают, не могу. Премий получил довольно много, часто бываю в числе финалистов… Конечно, премии — это важно и полезно. Не в смысле статуса и даже денег, а в смысле ориентиров для читателей. Лонг- и шорт-листы — это срез того, что происходит сегодня в литературе, и я часто, выбирая, что бы почитать, смотрю на эти листы… Сегодня, когда литературная критика в очередной раз впала в спячку, премии в какой-то мере её заменяют.

 
— Вашу прозу нередко упрекают в чрезмерном пессимизме (особенно тут досталось, конечно, «Ёлтышевым»), читал даже где-то такой забавный пассаж, что вы-де в своих произведениях не оставляете России шанса на человеческое существование… Всё и правда так плохо с нами?

— Я не считаю свои тексты чрезмерно пессимистичными. Но темы, конечно, в основном мрачные. Но вообще литература изучает тёмные стороны жизни, а не светлые… С нами всё не так уж плохо, хотя многое бы хотелось изменить к лучшему. Надеюсь, что мои книги кого-то от чего-то уберегли, заставили задуматься о своей жизни, подтолкнули к тому, чтобы жить осмысленнее…

 
— А должна литература отвечать «запросам» времени? Если да, то о чём она должна громко говорить сегодня?

— Про запросы времени ничего сказать не могу. Я бы, как читатель, хотел чаще встречать книги, в которых есть попытки описать, проанализировать наше время. Таких книг сейчас крайне мало.

 
— Вы ведь не только писатель, но и активный литературный критик. Про ваше литературное поколение спрашивать не стану. Больше интересует: следите за нынешними молодыми авторами? Можно уже выделить особенно яркие имена, за чьим творчеством рекомендуется следить?

— Литературным критиком себя назвать не могу. Скорее, я внимательный читатель, который отзывается на то, что его обрадовало или привело в негодование… Талантливых молодых авторов немало, но дело в том, что в литературу они входят как-то слишком робко, бочком, что ли. Советую им быть смелее. От перечисления имен воздержусь. Назову, наверное, лишь Антона Секисова. Прошлым летом издательство «Ил-music» выпустило его очень смелую, яркую повесть «Кровь и почва», затем в толстых журналах появились публикации рассказов. Жду от Антона новую вещь — такую, чтобы наша сонная литературная жизнь колыхнулась.

 
— У каждого литературного поколения есть свои характерные черты. Например, для прозы второй половины 80-х были характерны антиутопичность и социальная заостренность; тексты поколения, пришедшего в конце 90-х — начале нулевых, критики иногда относят к «новой искренности». Есть свои отметины у литераторов десятых?

— Пока отличительных отметин не заметил… Конечно, современная действительность очень отличается от начала нулевых, когда в литературу вошли новые реалисты, была на слуху «новая искренность». Моё поколение более или менее создало подробную панораму нулевых, панорамы десятых я пока не вижу. А создавать её должны те, кому сейчас двадцать-тридцать лет. Мы, литераторы за сорок, уже люди прошлого, и это нормально. Писательский век вообще достаточно короток.

 
— Часто ли приходится общаться с молодёжью? Какие чувства вызывает в вас нынешнее поколение: надежду на «обновление» или «глухой пессимизм»?

— Молодёжь отличная — активная, умная, с желанием созидать, переделать мир по-своему. Но, к сожалению, молодость сменяется взрослостью, необходимостью встраиваться в тот мир, какой есть. Это драма каждого поколения, начиная с древнегреческих времён, наверное.

 
— И последний вопрос: бумажная книга или электронная?

— Отвечу — бумажная, но уже без той твердости в голосе, какая была ещё года три-четыре назад… В конце концов, бумажная книга станет предметом роскоши, не только лучшим, но и дорогим подарком, читать же будут в планшетах и прочих электронных приспособлениях.

 
Вопросы задавал Евгений Харитонов