Почти все они остались на задворках истории. Сегодня их можно найти разве что на страницах капитальных библиографий или в книжном шкафу заядлого библиофила. Мало кто избежал забвения.
Но история не любит «белых пятен». Этот этюд — об одной странице большой, нелёгкой биографии отечественной фантастики. Быть может, это не лучшая её страница, но она — и это уж наверняка — столь же интересна, важна и поучительна, как и многие другие.
Фантазии бывают светлыми и тёмными, меняются только оттенки. Фантазии о войне оттенков не имеют, они всегда окрашены цветом хаки.
В преддверии ХХ века, века НТР и «цивилизованного варварства» (по меткому выражению Жюля Верна), ещё юное тело научной фантастики резво облачилось в камуфляж. Как отмечали современные западные исследователи: «В фантастике последних десяти лет прошлого века преобладали не чудеса техники, а живописания будущих войн» (Anatomy Of Wonder: A Critical Guide To Science Fiction. — N.Y.-London, 1981). Многочисленные повествования о галактических битвах с инопланетными агрессорами выглядят в этом ряду безобидной игрой юношеской фантазии.
Наш рассказ — о войнах не столь фантастичных. «Сценарии» вымышленных войн, плоды фантазии литераторов, нередко оказывались, в конечном счёте, прологом реальных сражений между соседями по планете.
Приблизительно в 1870-е годы в литературе возникло целое направление, которому впоследствии критики дали название «военно-утопический роман», или «оборонная фантастика». Как правило, действие таких сочинений развивалось в самом ближайшем будущем (через 5—10 лет от времени написания текста, иногда сроки «прогнозов» сужались до пары лет), описывались исторически возможные военные конфликты между страной автора и ближайшим враждебным государством. О литературных достоинствах подобных творений говорить не приходится, в большинстве своём авторы выполняли политический заказ и, преследуя публицистические цели, окрашивали свои страхи в розовые цвета.
И всё-таки романы эти представляют известный интерес, ведь они отражали эпоху, её настроения. Так же закономерно, что литература о воображаемых войнах появилась именно в это кризисное время, когда стремительные успехи научно-технического прогресса стимулировали конфронтацию между крупными державами: наука дала человечеству не ожидаемую панацею от войны, а новые средства уничтожения…
Журналы того времени пестрели характерными заголовками повестей и рассказов: «Большая война 189.. года», «Наша будущая война», «Война в Англии, 1897 год», «Война “Кольца” с “Союзом”» и т.п. Литераторы с энтузиазмом «вооружали» различным сверхоружием свои страны, бросая косые взгляды на заграничных соседей.
По свидетельству исследователя из Швеции Арвида Энгхольма, шведские авторы вплоть 1980-х годов «предостерегали» соотечественников о возможности новой русско-шведской войны. Опусы с прогнозами о неизбежности вторжения России/СССР на территорию Швеции пользовались большим спросом на родине А. Энгхольма.
Наши авторы, впрочем, тоже не уступали зарубежным коллегам по перу.
Русские фантазёры не стали первооткрывателями темы. И всё же, если когда-нибудь будет написана подробная история русской-советской фантастики, литературные сценарии будущих войн займут в ней далеко не последнее место.
Начало «литературным войнам» в русской фантастике положил роман «Крейсер “Русская надежда”», первые главы которого появились в 1886 году на страницах журнала «Русское судоходство». Роман описывал возможные варианты противостояния владычице морей Англии, отношения с которой к 1880-м годам были изрядно обострены. Сюжет поражал своим размахом: грандиозные морские баталии, политические и военно-тактические интриги. Автор романа представил читателям (и, вероятно, военачальникам) впечатляющий проект подготовки морской войны против Британской Империи. Отметим, справедливости ради, что в отношении тактических идей автор романа во многом предвосхитил современную тактику ведения морских сражений. В целом же «Крейсер “Русская надежда”» — типичная беллетризованная патриотическая агитка, насквозь пропитанная обидой за поражение в Крымской кампании.
Роман, однако, оказался популярен и уже в следующем 1887 году вышел отдельным изданием в Санкт-Петербурге. И таинственный «А. К.» «раскрыл» себя перед читателями. Сочинителем «Крейсера…» оказался морской офицер Александр Григорьевич Конкевич. Фигура в военной истории небезызвестная. Плавал на фрегате «Генерал-Адмирал», совершил кругосветное путешествие на «Гиляке», даже командовал военно-морскими силами в Болгарии в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Но в 1883 году его уволили из военно-морского флота за «злоупотребление», и бывший «морской волк» стал подрабатывать написанием статей для «Русского судоходства», которые носили обычно критический характер по отношению к российскому флоту. Писал Александр Григорьевич и художественную прозу (иногда под псевдонимом «А. Беломор») и даже получил известность как один из ведущих русских писателей-маринистов своего времени…
В 1887 году Конкевич публикует новый военно-утопический роман «Роковая война 18?? года» — своеобразное продолжение предыдущего… Российские корабли по-прежнему продолжают расширять владения Империи. Собственно, роковой-то война оказалась только для итальянского флота, коварно напавшего на Владивосток…
В 1890 году А. Конкевич, подписавшись «Максимилианом Гревизерским», опубликовал в «Русском судоходстве» ещё один роман о будущей войне. Впрочем, «Черноморский флот в ???? году» мало чем отличался от предыдущих опусов отставного офицера-литератора, он пропитан всё тем же духом ура-патриотизма и геополитическими мечтаниями.
Хронологически Александр Конкевич не был первым, кто открыл в русской литературе тему «воображаемых войн». Несколькими годами раньше, в 1882 году, на страницах журнала «Исторический вестник» появились художественно-публицистические очерки ещё одного участника русско-турецкой войны Всеволода Владимировича Крестовского — «Наша будущая война» и «По поводу одного острова (Гадания о будущем)», в которых известный писатель (и, кстати, один из первых в России военных журналистов) с националистических позиций размышлял о значении Цусимы в возможной войне с Китаем. Однако «прогностические» очерки Крестовского — это всё же публицистика, хоть и с элементом художественной фантазии, Конкевич же ввёл тему в границы художественной литературы, открыл путь российскому военно-утопическому роману.
В ряду пионеров военных фантазий мы обнаружим и прославленного русского адмирала Степана Осиповича Макарова. В февральской и мартовской книжках «Морского сборника» за 1886 год он опубликовал работу под невзрачным названием «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований». Сочинение это не является беллетристикой в чистом виде, элемент художественного вымысла адмирал использовал для лучшего восприятия читателем предлагаемых военно-технических идей.
Адмирал Макаров описал вымышленную войну Синей и Белой республик, в которой «островитяне» используют сверхсовременный «грозный броненосный флот», благодаря чему они и становятся абсолютными владыками морей и океанов. Живописуя воображаемые битвы, адмирал акцентировал на необходимости переоснащения, усовершенствования российского флота.
Судьба сыграла злую шутку с автором. Адмиралу Макарову суждено было погибнуть в 1904 году… по собственному сценарию! Броненосец «Петропавловск» в точности повторил судьбу одного из кораблей, описанную в фантастическом очерке (взрыв минного букета и детонация погребов корабля)…
Ещё до окончания первого десятилетия нового века фантастические сценарии будущих войн насчитывались десятками, превратившись едва ли не в самый «ходовой» жанр. По-прежнему среди авторов преобладали люди военных профессий, а не профессиональные писатели, что, конечно, сказывалось на качестве таких произведений.
Популярная тема не могла, однако, пройти мимо внимания сатириков. В начале ХХ века стали появляться и первые пародии на военные утопии. Одна из лучших — рассказ талантливого писателя-юмориста Власа Дорошевича «Война будущего, или Штука конторы Кука» (1907), в котором лихо высмеивались расхожие штампы военно-утопических романов.
Поражение в русско-японской войне на время охладило геополитический пыл «военных фантастов», в романах зазвучали пессимистические ноты, разочарование в военной машине Российской Империи. Горьким пессимизмом проникнут роман «Царица мира» (1908), принадлежащий перу морского офицера, участника Цусимского сражения и не бесталанного писателя Владимира Ивановича Семёнова.
Некий русский инженер охвачен благородной идеей установить на всей планете мир, навсегда прекратить войны. С этой целью он строит гигантский воздушный корабль «Царица мира», на котором устанавливает им же изобретённый аппарат, вызывающий детонацию взрывчатых веществ. И что же? Миротворческая миссия благородного инженера с треском проваливается. Лишившись взрывчатки, человечество и не подумало отказываться от войн, продолжая сражаться… на саблях и мечах.
Успехи науки ХХ века усовершенствовали не только реальные войны. Писатели не отставали от генералов и учёных, придумывая всё новые и новые способы уничтожения человечества. Морские сражения сместились на второй план. Ставки делались на стремительно развивающуюся авиацию. Тот же В.И. Семёнов в романе «Цари воздуха» (1908) изобразил ближайшее будущее, в котором Англия, изрядно опередив в самолетостроении другие державы, устанавливает воздушное господство над миром, правда, в конце терпит поражение.
Возможные аспекты применения авиации в военных действиях рассматривает в «аэрофантазии» с незатейливым названием «Гибель воздушного флота» (1911) и инженер Сергей Бекнев.
Всё чаще фантасты «изобретают» разнообразные «лучи смерти», вытесняющие со страниц романов «устаревшие» пушки и пулеметы, как, например, в романе Павла Ордынского (Плохова) «Кровавый трон», где описан могучий воздушный корабль, оснащённый таинственными лучами, беззвучно поражающими аппараты врага.
Некоторые литературные проекты выделялись «особым размахом». В 1916 году на книжных прилавках Казани появилась небольшая (всего 55 страниц) книжица офицера, автора работ по теории и практике военного дела Н.В. Колесникова. Роман назывался «Тевтоны. Секреты военного министерства», автор предлагал на период отсутствия военных действий погружать армию в анабиоз. Благодаря такой «консервации», считал автор, отпадает необходимость в регулярном пополнении войск новыми кадрами.
Фантасты — не ясновидцы, хотя случаи попадания в яблочко в истории фантастики и в самом деле не редки. Но, конечно же, фантастическое искусство не столько прогнозирует события, сколько экстраполирует реальность.
О неизбежности войны с Германией фантасты начали писать задолго до её реального начала. И не только авторы России. В ряде случаев им действительно удалось на удивление точно предугадать многие детали предстоящей мировой бойни.
Ощущением надвигающейся катастрофы пронизана повесть «Хохот Жёлтого Дьявола» (1914) талантливого сибирского писателя Антона Семёновича Сорокина. Впервые она появилась в печати в 1914 году, однако написана была ещё в 1909-м. Аллегорический образ Жёлтого Дьявола (персонификация капитала) – яркий художественный символ жестокости, бесчеловечности, обывательского равнодушия, одним словом, всего того, что толкало человечество в пропасть чудовищной войны.
«Закон золота таков: никогда не жалей, причиняй как можно больше страдания людям — это самое высшее наслаждение, которое может дать золото, наслаждение быть безнаказанным преступником…»
В отдельных деталях сибирский писатель угадал черты ещё более отдалённого будущего. К примеру, в повести описаны «фабрики смерти» — удивительно точный прообраз фашистских концлагерей Второй мировой войны…
Но немало было и авторов, старательно окрашивавших надвигающуюся войну в розовые цвета ура-патриотизма. Романы Л.Г. Жданова («Два миллиона в год», 1909; «Конец воны. Последние дни мировой борьбы», 1915) или Петра Р-цкого («Война “Кольца” с “Союзом”», 1913) рисовали неизбежную и лёгкую победу Антанты над Германией.
К литературной «предыстории» Первой мировой войны следует отнести и роман «Гроза мира» (1914) И. Де-Рока. Под таким «французским» псевдонимом в первой четверти ХХ века плодотворно работал незаслуженно забытый сегодня талантливый писатель и журналист Иван Григорьевич Ряпасов, которого историки русской фантастики уважительно титулуют «уральским Жюлем Верном».
Роман Ряпасова вышел в издательстве Стасюлевича как раз накануне Первой мировой. Будучи произведением в большей степени фантастико-приключенческим, чем военно-утопическим, «Гроза мира», тем не менее, отражает и интересующую нас тему. В затерянном в Гималаях засекреченном городе, куда случайно попадают участники русской экспедиции, английский учёный Блом, готовясь к возможной англо-германской войне, изобретает новые виды сверхоружия. По замыслу Блома, война окажется невозможной (и все последующие войны тоже), если Британия станет сверхмогущественной державой…
Увы, в реальности, как известно, всё иначе, чем в мечтах: «Ты изобрёл страшное оружие, а я придумаю ещё страшнее, а потом мы будем воевать»…
После Октябрьской революции в фантастике о войне наступает затишье. Эту временную лакуну заполнили — в меньшей степени интересные и яркие опыты первых советских фантастов А. Беляева, А. Чаянова, В. Орловского, В. Гончарова и других, но в большей — близкоприцельные утопии о скором счастливом будущем страны Советов и неизбежности мировой революции.
Затишье, однако, было недолгим. Уже в романах «Трест Д. Е.» (1923) Ильи Эренбурга, «Машина ужаса» (1925) и «Бунт атомов» (1928) Владимира Орловского, «Гиперболоид инженера Гарина» (1925–1926) Алексея Толстого, некоторых рассказах Александра Беляева зазвучала тревога за будущее Европы, предчувствие грядущей, ещё более страшной мировой трагедии. Но это примеры действительно художественно ярких произведений, авторы которых стремились осмыслить происходившие перемены, а не раскрасить реальность. Таковых были — единицы. На смену им в конце 1920-х пришла армия «оборонщиков», живописателей пятнисто-розовой войны с фашистской Германией.
Вторая мировая война началась более чем за десять лет до её фактического начала — на страницах фантастических романов и рассказов. Молодая республика нуждалась в прочной обороне. Но куда более добросовестно её «обеспечивали» не реальные силы, а утешители-псевдофантасты.
Некий В. Левашев в рассказе «Танк смерти» (1928) придумал сверхтанк, преодолевающий препятствия благодаря суставчатому строению; одарённый и, увы, до сих пор недооценённый фантаст Сергей Беляев пишет приключенческую повесть о неуязвимом самолете «Истребитель 17-У» (1928; впоследствии повесть была переработана в роман «Истребитель 2Z», 1939); прозаик Яков Кальницкий на страницах романа «Ипсилон» (1930) «изобретает» маловразумительное электронное сверхоружие для борьбы с фашистами («Электричество — основа жизни, — излагает свою мысль автор, — человек — приёмник и передатчик радиомозговолн»); Михаил Ковлев в рассказе «Капкан самолетов» (1930) громит вражескую авиацию при помощи самонаводящегося на звук орудия; экономист по профессии Николай Автократов, автор повести «Тайна профессора Макшеева» (1940), мечтает об изобретении опять же лучей, с помощью которых в будущей войне мы сможем на расстоянии взрывать вражеские боеприпасы. Производит выброс милитаристской фантазии и Анатолий Скачко в повести с характерным названием «Может быть завтра…» (1930). Красочно рисуя будущие воздушные сражения, автор увлечённо описывает многомоторные самолёты, гигантские дирижабли, «создаёт» искусственные облака, «впитывающие отравляющие вещества, как губка». Даже Александр Беляев не удержался: в раннем романе «Борьба в эфире» (1927) изобразил войну (правда, далёкого будущего) между коммунистической утопией Советской Европы и Америкой, а в рассказе «Шторм» (1931) вскользь упомянул о войне СССР с Румынией и Польшей!
Одним из самых характерных примеров «оборонной фантастики» начала 1930-х годов стал рассказ Е. Толкачева «S.L.-Газ» (1930). Все ужасающие черты жанра (дебелый язык, ярко выраженная агит-направленность, стиль плакатов в стиле «А ты не забыл противогаза?») буквально выпирают из каждой строчки этого опуса в три страницы об особенностях газовой войны…
Справедливости ради всё же замечу: не все сочинения «оборонки» пропитаны духом идеологически правильного оптимизма. Профессор Алексей Владимирович Ольшванг в своём единственном литературном опыте — повести «Крепость» (1938) — тоже рассказывает о будущей войне, правда, без временных и географических привязок. Описывая технические стороны войны (подземные города-крепости, радиоразведка, «лучи смерти»), автор, однако, не пророчит скорые парады побед на территории врага, в повести звучит неподдельная тревога, предупреждение об опасности, ужасе технически совершенной войны ХХ века.
Но в основной массе рассказы о будущих сражениях — суть литературные близнецы: одинаковые лица-сюжеты и даже имена не хвастали разнообразием: «То, чего не было, но может быть: одна из картинок будущей войны» (С. Бертенев, 1928), «Подводная война будущего» (П. Гроховский, 1940), «Воздушная операция будущей войны» (А. Шейдман, В. Наумов, 1938), «Разгром фашистской эскадры» (Г. Байдуков, 1938). Все они брызжут ура-оптимизмом, утверждением мощи Советской армии и абсолютного бессилия врага.
«Этого не было. Этого может и не быть, но… Будь готов! Крепи оборону! Вооружайся знаниями!» — такие бодренькие слова-внушения нередко являлись обязательным эпилогом «оборонных» опусов. Литература мучительно и быстро умирала, вытесняемая агит-брошюрами…
Похожая ситуация сложилась и в кинематографе 1930-х. Один за другим выходят фильмы, повествующие о том, как враг вторгся на Советскую Родину, а мы-то ему и показали, почём фунт лиха. Ленты эти в обязательном порядке демонстрировались в воинских частях — для поднятия духа бойцов: «Возможно, завтра» (реж. Д. Дальский, 1932), «Родина зовет» (реж. А. Мачерет, К. Крумн, 1936), «Глубокий рейд» (в основу этой ленты 1937 года положен, кстати, роман Николая Шпанова), «На границе» (1937; здесь уже литературным первоисточником послужил роман Петра Павленко «На Востоке»), «Танкисты» (реж. З. Драпкин, Р. Майман, 1939), неправдоподобно популярен в те годы был лихой боевик «Эскадрилья № 5 (Война начинается)» (реж. А. Роом, 1939), а главная агитка тех лет — «Если завтра война» (реж. Е. Дзиган и др., 1938). Фильм, основанный на документальных кадрах, снятых во время манёвров Красной Армии, удостоился в 1941 году Сталинской премии II степени.
Фильм Якова Протазанова «Марионетки» (1934) тоже предупреждал о возможности агрессии со стороны капиталистов, однако, не в пример вышеперечисленным лентам, сделан он был с изрядной долей юмора: магнаты капиталистического мира, напуганные ростом революционно настроенных масс, решают поставить во главе вымышленного государства Буфферии нового короля — послушную марионетку в их руках. На нового монарха принца До возлагается ответственная миссия — превратить Буфферию в плацдарм для предстоящего нападения на Советский Союз…
В вымышленной стране разворачивается и действие фильма Ивана Пырьева «Конвейер смерти» (1933): правители страны вынашивают планы мировой войны, но местные комсомольцы, понятное дело, не дают им этого сделать.
Действительность, как известно, оказалась совсем не похожей на ту, которую обещали сочинители.
Уже не раз писалось о той плачевной роли, которую сыграли утешительные фантазии накануне войны. Особая «заслуга» в расхолаживании армии принадлежит печально известным романам Николая Шпанова (повторюсь: автора талантливого и интересного) «Первый удар» (1936) и кинодраматурга Петра Павленко «На Востоке» (1936).
Роман Шпанова только в течение одного года был издан… пять раз, а пухлый опус Павленко за 1937–1939 годы выдержал более 10 переизданий!
Оба автора обещали стремительный разгром фашистского агрессора и неизбежную победу малой кровью на чужой территории.
«Облегчёнными до нелепости детскими проектами войны» назвал эти сочинения Константин Симонов. А выдающийся авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев обвинял подобные произведения в расхолаживающем влиянии на боеготовность советской армии. В своей книге «Цель жизни» конструктор приводит один показательный факт, связанный с публикацией романа Н. Шпанова: «Книгу выпустило Военное издательство Наркомата обороны, и при том не как-нибудь, а в учебной серии “Библиотека командира”! Книга была призвана популяризировать нашу военно-авиационную доктрину».
Про того же Шпанова поэт Михаил Дудин сочинил такую эпиграмму:
Писатель Николай Шпанов
Трофейных обожал штанов
И длинных сочинял романов
Для пополнения карманов.
1930-е годы — тяжёлое время не только для страны, но и для всего отечественного искусства. А уж о фантастике и говорить не приходится. Её просто вырезали на долгих три десятилетия из тела советской литературы. Давящее «НЕ-Е-ЕЛЬЗЯ!» грозовой тучей зависло над литературой дерзких мечтателей. Фантазию подменили антисанитарными суррогатами «оборонной» фантастики и литературы «ближнего прицела». Всеобщее добровольно-обязательное помешательство на оборонных проектах оказалось заразительным. В «игру» включались даже известные писатели. И вот уже «Комсомольская правда» печатает повесть о будущей воздушной войне «Подсудимые, встаньте!» С.В. Диковского, а драматург, один из руководителей РАПП и ВОАПП В.М. Киршон выдаёт фантастическую пьеску «Большой день» (1936). Интересный детский писатель В.С. Курочкин публикует в «Знамени» (1937) целый цикл «шапкозакидательских» новелл («На высоте 14», «Атака», «Бой продолжается» и др.).
Даже А.Н. Толстой отдал «дань моде», написав в 1931 году в соавторстве с П.С. Сухотиным пресную пьесу о будущей войне «Это будет». Следы «оборонной эпохи» невооруженным взглядом видны повсюду, в том числе в произведениях, снискавших читательскую любовь и дошедших до наших дней («Тайна двух океанов» Г. Адамова, «Пылающий остров» А. Казанцева, многие рассказы 30-х А. Беляева).
Жанр военно-утопического романа формально остался в прошлом, хотя его семена время от времени прорастают в фантастике конца ХХ — начала XXI веков… Войны продолжаются — в реальной жизни. Продолжаются они и на страницах книг. Назвав эти заметки наудачу попавшейся фразой из «Дневников» А.П. Чехова, я робко намекнул не только (и не столько) на особое неравнодушие фантастов к теме войны… Тему фантастам задает всё-таки реальность. А она неизменно оказывается страшнее самых страшных фантазий.
Только б не было войны…
Оставьте первый комментарий